Здесь я поняла, что депрессия, подавленность, нервное расстройство не приходит в один день – все копится долгие годы. И, если ничего с этим не делать, то будет как с прудом без проточной воды, он зацветет и станет болотом. Поэтому очень важно знать, что на самом деле чувствуешь, к чему стремишься, о чем мечтаешь и что хочешь изменить. Лучше признаваться себе в этом. Надо быть милосердной к себе: следить за своим прудом тщательно. А иначе все равно придется к этому прийти, только более болезненным путем.
Отделение погрузилось в сон. И только через полтора часа к нам заглянула медсестра со словами: «Девочки, просыпайтесь, ужин!». Я повернулась и посмотрела на Дашу. Она спала, накрывшись с головой подушками и покрывалом. Я дотронулась до ее плеча и прошептала: «Есть пойдешь?». Она ответила: «Нет, не хочу».
Я строго сказала: «Надо, потому что мы пьем лекарства».
После ужина в столовой остались мы с Дашей за своим столиком и два молодых человека за другим. Как выяснилось, Паша с Лешей. Когда я уходила в клинику, мне кто-то сказал:
– Вдруг любовь свою встретишь…
– Типун тебе на язык, – отшутилась я.
Паша здесь четыре дня. Высокий, долговязый шатен. Короткие волосы торчат в разные стороны. Немного сутулится. Лицо обрамлено бородкой, как сейчас модно. Большие карие глаза. Немного щурится, когда смотрит вдаль. Наверное, плохо видит. Такое ощущение, что я его уже где-то встречала. А может, он просто похож на главного героя фильма «Амели». Леша, зеленоглазый блондин со спортивной фигурой, здесь уже полтора месяца, и это вызывает интерес. Он молчалив. Напрямую диагноз не называет, но у него расстройство сна. Он спит не больше четырех часов в сутки. Сон поверхностный. Больше у ребят мы ничего не спрашивали, потому что мозг затуманен и ищет возможность снова уснуть. Меня это беспокоит, а медсестры говорят, что так надо. Пусть голова отдохнет.
Я позвонила маме и подружкам. Рассказала последние новости. Погуляла с чашкой кофе по коридорам клиники. Выпила таблетку после ужина. Все размеренно, спокойно, собираюсь в душ и спать.
Укол отменили, и я испугалась, что не смогу уснуть после пяти часов бодрствования за сутки в целом. Медсестра успокоила, что усну без вопросов.
Сегодня Марина сказала, что лежать здесь стыдно и нельзя ни с кем делиться, что находишься в такой клинике. Я спокойно спросила:
– Почему? Ведь почки болеют?
– Болеют!
– Их лечат в больнице?
– Да.
– А сердце болеет?
– Болеет.
– Его лечат в стационаре?
– Да.
– А что постыдного, что нервы болеют? Почему их надо доводить до такого состояния, чтобы все остальное болело?
Мне кажется, такова наша культура. Когда у вас отваливается нога и в разные стороны брызжет кровь, люди не сомневаются, что нужна помощь. А вот когда вы тихо-смирно стоите на краю карниза, ожидая попутного ветра, который поможет сделать шаг вперед… Нет, это не болезнь, это слабость какая-то. Лучше выпить побольше и покурить, а потом, когда будет цирроз и рак легких, то приходите уже со своими «нормальными болезнями».
У меня хорошая новость: с завтрашнего дня меня отпускают гулять. Мы с Дашей запланировали пойти на службу. Купим свечи и «почистим» нашу комнату. Святой воды мы набрали сегодня. Я чувствую, что мое внутреннее состояние изменилось: хочется говорить приятные слова и улыбаться людям. Правда, выходить отсюда совсем не хочется. Пока.
Я понимаю, что не ответила ни на один из вопросов, которые себе задавала. И так и не решила, чем буду дальше-то заниматься?
Иногда думаю о Мартине. Как будто он уже далеко-далеко и не появится больше. От этого немного грустно. В такие минуты просто шлю ему любовь в своем воображении и желаю счастья.
Мне не уснуть. В палате плачет Лана, у которой погиб сын.
И что делать с таким человеком? Обнять ее, чтобы она не плакала, пытаясь вымыть всю боль, которая накопилась в ее сердце? Игнорировать, чтобы не смущать, как будто не вижу или, еще хуже, не хочу знать о ее горе. А может надо озлобиться и сказать: «Вот ты слабая, не можешь себя в руках держать! Как все! Как все мы, сильные!».
Я так не могу, мне больно оттого, что ей больно и не важно, что у нее произошло и как «правильно» на это надо реагировать. У каждого из нас в груди есть сердце, и оно способно сопереживать другому человеку. Мне кажется, это прекрасный дар, которым наградил нас Бог! Протягивать руку помощи другому человеку, не ожидая ничего взамен, вопреки всему. Я лежу и не решаюсь к ней подойти, погладить ее, отогреть своим теплом.
Я встаю, беру цветок в горшке, который подарил Глеб, и протягиваю его Лане. Она улыбается. Я прошу ее ухаживать за ним, потому что лучше, чем у нее, ни у кого не получится.
– Так его надо только поливать? – с улыбкой спрашивает она.
– Поливать и любить, как ты умеешь.
Она рассматривает цветок и снова улыбается.
Без укола засыпалось с трудом.
День 5
Дверь в палату приоткрылась, в щелку проник свет, а затем лицо медсестры. Перечень фамилий на измерение давления. Меня в этом списке нет. Я могу еще полежать. Впервые за долгое время чувствую, что проснулась с хорошим настроением. Мне захотелось сделать зарядку, умыться, красиво одеться. Я почувствовала прилив энергии. Конечно, это зависит еще и от того, что вчера вечером не делали укола. Сознание ясное. Марина, Даша, я и Лана пошли на завтрак. На отделении совсем мало людей, все разъехались по домам. Вчера мы с Дашей посетили церковь, которая тут неподалеку. И решили с утра сходить на службу.
Марина спросила:
– А вы что как эти (имея в виду Машу и Регину) воцерковленные?
– Марин, почему ты так спрашиваешь?
– Как?
– С таким презрением? Ведь каждый человек имеет право верить во что хочет? Разве не так?
– Так.
– Ведь главное, чтобы помогало. Или нет?
– Главное, чтобы помогало.
– Тогда в чем настоящая причина твоего замечания?
– Мне кажется, вы меня за спиной обсуждаете!
– Мариша, честно тебе говорю, что нет. У нас был только один разговор, что все сюда поступают с какой-то болью и, что человека с болью намного труднее любить.
Вот только об этом мы и говорили. Я встала и погладила ее по спине, она заулыбалась. Поразительно, что нас не учат просить о нежности напрямую. Всегда через претензии и обиды. А ведь все намного проще.
Сегодня воскресенье, и в храме идет служба. Священник, как по заказу, рассказывал о таинстве причастия и исповеди. Я подняла глаза на купол, на меня с фрески взирал Христос… Давно хотела исповедаться, потому что была с Мартином и искренне желала разлучить его с семьей. Я почувствовала каждой клеточкой кожи свой грех и поняла, что, только раскаявшись, смогу наконец-то себя простить.
Я еще долго гуляла вокруг церкви. Смотрела на серые, пыльные улицы и ждала, когда начнут действовать антидепрессанты. Но я понимала, что для того, чтобы они начали действовать, мне надо захотеть вернуться туда. В обычный мир. Пока меня эта мысль пугает. Я сломалась. Кто-то взял мои стальные яйца и стер их в порошок. И вот я стою с кучей проблем и пошатнувшейся психикой перед неизвестностью. И есть четкое понимание, что только я сама смогу себе помочь. Это должен быть мой выбор. Я должна увидеть впереди что-то, что будет радовать, греть и придавать силы вставать и улыбаться по утрам. Мне обещали, что я выпишусь отсюда именно такой. В это чудо я и буду верить.
Приезжала мама. Теперь у меня куча одежды и очень вкусная шарлотка, которую мы съели всей палатой. Мама приехала между утренними и дневными таблетками, поэтому я не очень была похожа на ее обычную дочь. Но у меня сильная мама, она не показывала, что что-то не так. Она просто сказала, что отдыхать и восстанавливаться можно дома, и я могу, если что, не работать вовсе. Мне для этого не обязательно лежать в клинике и рисовать (мы с ней шли покупать карандаши). Рисовать можно и дома.
Мама у меня чудная. И очень волнуется за меня. И я волнуюсь, потому что понимаю, что реально не знаю, что буду делать дальше.
Работу свою просто ненавижу. И сейчас на нее вернуться для меня настоящая пытка. Делаю ставку на медикаменты и изменение взгляда на жизнь. А пока, клиника – это милый оазис за счет фонда социального страхования, который покроет мне кредит и основные нужды.
После обеда сон. С каждым днем он все крепче. Сегодня я проспала с обеда до ужина. У меня стал улучшаться цвет лица. Со сном я борюсь: без конца пью кофе.
Я пришла в столовую и поставила чашку рядом с чайником, ожидая пока Паша (парень, с которым мы познакомились накануне) нальет себе воду. Паша зевнул. Я зевнула за ним следом. Паша сказал:
– Я, когда сюда поступал, у меня вообще проблем со сном не было.
– У меня тоже особых, – ответила я.
Паша улыбнулся и сказал:
– Теперь у меня их вовсе нет. Теперь я постоянно сплю.